Категория времени является одной из наиболее значимых для традиционной культуры. За последние несколько десятилетий в России вышло много серьезных работ, посвященных традиционным представлениям о времени в славянской культуре (среди них особенно стоит выделить сборник статей С.М. Толстой [1]), однако очевидно, что это направление исследований до сих пор остается перспективным. В связи с этим понятный интерес вызывает монография «Колесо времени: традиции и современность», посвященная осмыслению и структурированию времени в белорусской традиционной культуре. Янка Крук и Оксана Котович впервые опубликовали эту работу в 2003 г., однако уже через два года вышло второе издание, исправленное и дополненное, что может считаться показателем популярности книги у читателей. Второе издание вышло значительным для научной монографии тиражом (2000 экз.) Ориентацией на «широкую читательскую аудиторию» объясняется, судя по всему, и тот факт, книга вышла на русском языке, в отличие от многих других изданий, посвященных белорусской традиционной культуре.
Начинается книга вполне академично. Авторы сообщают, что в своей работе они ставили задачу «проанализировать сами принципы структурирования календаря, определить те архетипические начала, которые оказали непосредственное влияние на осмысление времени в пространстве традиционной народной культуры, каковой она являлась в конце XIX - начале XX в.» (с. 4). Почти сразу же после формулировки задачи Я. Крук и О. Котович излагают краеугольный тезис своего исследования: «По нашему глубокому убеждению, в традиционной культуре восточнославянских народов время структурировано не в одном универсальном всеохватывающем календаре, а в целых трех, культурное пространство каждого из которых, хотя и взаимодополняет друг друга, однако существует как бы на разных уровнях бытия» (с. 5). Первую систему упорядочивания времени авторы называют «хронологическим календарем». В ее основе лежит движение небесных светил (Солнца и Луны) по отношению к Земле. В этой системе время делится на годы, месяцы, недели, дни, время суток. В качестве второго календаря выделяется православная пасхалия, «загадочные двадцать недель, стержневым началом которых является важнейший праздник православной Церкви - Пасха» (с. 5). Наконец, третьей системой структурирования времени авторы называют «семейно-родовой календарь», «важнейшие ритуально-обрядовые комплексы жизненного круга человека: рождение, свадьба, похороны» (с. 6).
Свою классификацию авторы воспринимают как новое слово в науке и утверждают, что, изучая принципы взаимоотношения между этими календарями, они приближаются «к созданию универсальной модели традиционного календаря». Со стороны это смотрится как попытка очередного открытия Америки. Представления о цикличности времени в традиционной культуре уже давно проанализированы исследователями; изучались и взаимоотношения между различными циклами, например, годовой цикл сопоставлялся с суточным [2]. Вообще выделение в качестве единиц структурирования времени циклов (сутки, год, жизнь) выглядит продуктивнее, чем предложенное авторами деление на календари.
Вернемся к предисловию. Здесь нас ждет еще один неприятный сюрприз. Авторы сообщают, что «на рубеже XX-XXI вв. вышло в свет огромное количество изданий, в которых были опубликованы тексты уникальных заговоров и молитв» (с. 6). Это утверждение справедливо, однако вызывает удивление, что из всей этой литературы «наиболее впечатляющим» Я. Крук и О. Котович считают «трехтомное издание хранителя древнерусской традиции Н.И. Степановой «Большая книга магии»» (с. 6). Труды «хранителя древнерусской традиции» уже рецензировались на страницах «Живой старины» [3]. Напомним только, что тексты из этих сборников представляют собой либо отредактированные для простоты восприятия классические заговоры, либо выдуманные составителями книги «магические слова» на тот или иной случай жизни. Едва ли древнерусские знахари, традиции которых хранит и наследует Н.И. Степанова, активно пользовались заговором «на отправление ребенка в детский сад» и варили по четвергам «варенье любви». Однако Я. Крук и О. Котович цитируют тексты из «Большой книги магии» страницами, видимо, считая их достоверными и аутентичными. Исследователей не смущает даже то, что Н.И. Степанову позиционируют как «сибирскую целительницу», в то время как их монография вроде бы посвящена белорусской народной культуре. Также вызывает удивление, что авторы книги о белорусской культуре безо всяких оговорок используют как заговоры «сибирской целительницы», так и народные календари Владимирской губернии, перепечатанные из сборника «Быт великорусских крестьян-землепашцев» (с. 44-45).
Первый раздел монографии посвящен «хронологическому календарю». Авторы рассматривают влияние Солнца и Луны на формирование народного календаря, отдельные главы посвящены народным представлениям о лунном цикле, о днях недели, о дне как таковом, о времени суток (удивительно, что в этом разделе не нашлось места для главы о годе). Большую часть каждой главы составляют подборки обрядов и поверий, связанных с тем или иным временным периодом. По большому счету авторы выступают лишь в роли компиляторов, подбирая материалы из различных опубликованных источников.
Впрочем, в первой главе раздела предпринимается попытка теоретического осмысления влияния Солнца на формирование народного календаря. Авторы отмечают, что такие календарно-обрядовые комплексы как Святки и купальский цикл, связаны с зимним и летним солнцестояниями. Пытаясь доказать, что «семейно-родовые и общинные обряды формировались на основе космопланетарных моделей», Я. Крук и О. Котович так, например, объясняют широкое распространение обрядовых весенне-летних хороводов: «Солнце одаривало землю энергией жизни, и люди всячески стремились поддержать друг друга энергией коллективного воздействия. Великий космический круг как бы фокусировался в данной точке Земли, а люди, оказавшиеся в этом круге, хороводили-танцевали» (с. 12).
Особое внимание уделяется «диалогу народных и христианских традиций в осмысле-нии времени». Авторы отмечают, что народный календарь включает в себя как христианские, так и дохристианские элементы, при этом «массовое сознание белорусов безболезненно и бесконфликтно совмещает в себе две духовные традиции». В конфликте двух культур Я. Крук и О. Котович отдают предпочтение дохристианской, ибо «именно христиане назвали сторонников древней веры наших предков язычниками и <…> развязали кровопролитную войну против исконно бытовавшей веры» (с. 9). К сожалению, «исконно бытовавшую веру» авторы представляют исключительно по трудам «крупнейшего исследователя славянских языческих древностей» Б.А. Рыбакова и «переводчика» книги «Старорусские Веды. Книга Велеса» неоязычника А.И. Асова. Вообще для авторов характерная удивительная неразборчивость в выборе научно-методологической базы. Создается ощущение, что они наивно доверяют любой книге, попавшей к ним в руки. Судя по монографии, Я. Крук и О. Котович считают одинаково авторитетными в области изучения славянского язычества А.И. Асова и А.А. Панченко, «сибирскую целительницу» Н.И. Степанову и С.М. Толстую. В списке использованной литературы А.И. Асов мирно соседствует с А.К. Байбуриным. То, что эти авторы занимают диаметрально противоположные научные позиции, авторы попросту не видят. Кстати, удивительно, что в списке литературы монографии о народном восприятии времени у славян присутствует всего одна статья С.М. Толстой и полностью отсутствуют работы Т.А. Агапкиной, в том числе ее книга «Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл» (М., 2002).
Зато авторы не забывают о собственных научных заслугах. В главе «Функционально-содержательное сходство использования атрибутов в народной и христианской культуре» сначала речь идет о том, что различные предметы в традиционной культуре могут обладать сложной символикой. Указав, что механизмы «символизации предметно-вещного мира» бывают разными, авторы с нового абзаца вдруг начинают писать о «причинно-следственных связях в кумулятивной сказке». Более того, тут же приводят полный текст «Казки про лас-ку», записанной в 1982 г. в Гомельской обл. (с. 29-30). В этот момент читатель может подумать, что ему досталась книга с типографским браком, куда по ошибке попало несколько страниц из другого издания. «Казка про ласку» и проблемы причинно-следственных связей в кумулятивной сказке не имеют никакого отношения к символизации предметов в народной и христианской культуре. Через страницу авторы переходят к сказкам с мотивом испытания на мудрость, где приводят сказку «Семилетка (мудрая девушка)» (с. 30-31). И только на другой странице морок заканчивается, авторы заводят речь о символике воды в народной магии. Объяснение этому загадочному экскурсу в мир кумулятивно-цепевидных сказок простое. Посмотрев, на что ссылаются в этом фрагменте, мы увидим, что почти полстраницы занимает сплошная цитата из монографии одного из авторов книги Я. Крука «Восточнославянские сказки о животных: образы, композиция» (Минск, 1989). Вполне объяснимо, что Я. Крук ценит свои научные работы и собственноручно записанную «Казку про ласку», однако это не повод пространно цитировать их без повода на страницах совсем другой книги.
Из научных
размышлений авторов определенный интерес представляет
попытка классифицировать «обрядово-правовые регламентации и
запреты», относящиеся к народному календарю и семейной
обрядности. Я. Крук и О. Котович справедливо отмечают, что они
отличаются друг от друга по «степени модальности, т.е. степени
требовательности, жесткости посыла». В соответствии с этим авторы
предлагают «классификацию многочисленных рекомендаций, в основе
которой лежит постепенное усиление характера требований в пределах от
обычного пожелания до категорического запрета» (с. 48).
Выделяется 6 типов запретов: вероятность допустимого (возможного);
регламентирующие пожелания; регламентации, в основе которых лежит
принцип: «Делай так - будет так»; ритуальные требования;
ритуальные запреты; табу, или категорический императив (с. 48-50).
В теории эта классификация выглядит довольно интересно, однако когда дело доходит до систематизации материала (с. 47-61), вскрывается ее несовершенство. Скажем, требование класть под курицу непарное количество яиц, чтобы не было много «болтунов», авторы вносят в раздел «Вероятность возможного», а примету «На Благовещенье нельзя сажать на яйца курицу или гусыню - получатся уродцы» классифицируют как «табу, или категорический императив», хотя типоло-гически эти запреты очень близки. Когда сортируются поверья, связанные с беременностью, по непонятным причинам классификация проходит следующим образом: «Беременной нель-зя лазить через окно - ребенок родится неживым» - ритуальное требование; «В день зачатия Святой Анны (22.12) беременным женщинам запрещается выполнять тяжелую работу» - ритуальный запрет; «Беременным категорически запрещается заниматься какой-нибудь работой во все большие праздники» - табу, или категорический императив. Во всех трех случаях речь идет про строгие запреты, два из которых (запреты работать в праздник) очень похожи. Почему их относят к разным категориям, непонятно. Подобных натяжек на страницах книги так много, что приходится признать предложенную классификацию неудачной.
Другие научные построения А. Крука и О. Котович едва ли заслуживают внимания. Как правило, они изложены излишне высокопарным языком («седовласый опыт далеких предков») и представляют собой либо очевидные вещи, либо крайне сомнительные утверждения. Так, например, авторы полагают, что «целостная, замкнутая структура фаты невесты свидетельствовала о духовной и физиологической «целостности» молодой» (с. 32), а «структура солнечного года была геномом традиционной народной культуры, неизменяемой формулой ДНК в самом человеке» (с. 101).
Во втором и третьем разделах книги авторские мысли практически отсутствуют. Второй раздел посвящен «двадцати таинственным неделям православной Пасхалии», которые, судя по всему, так и остались для авторов «загадкой». Сообщив, что «пасхальный цикл <…> фактически получил статус времени над временем» (с. 134), Я. Крук и О. Котович переходят к систематизированному изложению календарных обрядов и поверий, связанных с периодом от десятой недели перед Пасхой (Всеядная неделя) до десятой недели после Пасхи. Третий раздел открывается довольно странным предложением авторов не разделять календарную и семейно-обрядовую поэзию. По их мнению, в основе этого «традиционного для советской фольклористики подхода» лежали «чисто формальные признаки», в то время как «в пространстве традиционной культуры праздники собственно календарной и собственно семейной направленности очень тесно увязаны между собой и составляют единое целое» (с. 196). Тесная связь между народным календарем и семейными обрядами и так давно известна. Но абсолютно непонятно, почему авторы считают, что, например, рождение ребенка и Чистый четверг - события одного порядка, составляющие «единое целое».
Казалось бы, раз уж книга не состоялась как научное исследование, может быть она может представлять ценность как систематизированное собрание белорусских поверий и обычаев, связанных с тем или иным временным циклом? Однако и здесь возникают проблемы. Увлеченные авторы в большинстве случаев просто не считают нужным указать источник сообщаемых сведений. В тех же случаях, когда он указан, часто оказывается, что информация почерпнута всё из того же трехтомника «сибирской целительницы». Это очень обидно, потому что многие поверья и приметы, связанные, например, с днями недели, представляют большой интерес для исследователя. Однако не зная, откуда авторы взяли то или иное сообщение, пользоваться им нельзя. Например, информация о том, что «не стригут усов в нечет-ный день, чтобы избежать полового бессилия» (с. 107), крайне любопытна. Но где гарантия, что она не почерпнута, скажем, из книги А.П. Аксенова «Я не знахарь, я - колдун» (Ростов-на-Дону, 1996)?
Наконец, существует еще одно обстоятельство, многое объясняющее в отношении авторов книги. Размышляя о символике воды, взятой из святых источников, Я. Крук и О. Котович пишут: «Именно такую воду используют народные целители из Логойска, Ратомки, Жирович, Студенки, Озерища и многих других мест Беларуси, к которым нам приходилось обращаться за помощью в своей жизни» (с. 33). Чуть раньше авторы пишут о том, что информация, полученная во время гаданий, «впоследствии подтверждалась целиком и полностью», и это не могло быть случайным совпадением (с. 16). Очень редко в книге встречаются ссылки на полевые материалы, но если это происходит, то в качестве информантов выступают мать и бабушка одного из авторов книги. Кстати, во втором издании непонятным образом пропал список сокращений информантов, который был в издании первом, но это уже, видимо, издательский брак. В целом, складывается ощущение, что авторы, свято верящие в сообщаемые ими поверья, просто неправильно выбрали жанр книги. Вместо того чтобы сочинить практическое пособие по магии в духе «сибирской целительницы», они почему-то стали писать научную монографию. Ближе к концу издания Я. Крук и О. Котович «исправляются» и начинают прямо давать указания читателям, как действовать в конкретной ситуации. Вот характерный пример: «Не бросайте под ноги похоронной процессии живые цветы, они всегда были символом молодой жизни. Растаптывая живые цветы, вы сокращаете жизненный век своим детям, особенно девушкам» (с. 212).
Такой подход, судя по всему, и обусловил популярность книги у «широкого круга читателей». Монографию Я. Крука и О. Котович покупают те люди, которые верят в заговоры из книжек наподобие сборника Н.И. Степановой. Жаль только, что серьезным исследователям книга «Колесо времен: традиции и современность» едва ли сможет быть полезна. Несмотря на все амбиции авторов, грезящих об «универсальной модели традиционного народного календаря».
[1] Толстая С.М. Полесский народный календарь. М., 2005.
[2] Толстой Н.И. Времени магический круг (по представлениям славян) //
Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. С. 28-35.
[3] Чернецов А.В. Откровения Натальи Ивановны // ЖС. 2004. № 2. С.
54-56.